Василий Кожевников 
   Лирика       



                                    "Libri legendi"
                                    (что в вольном переводе
                                    Стругацких означает "книги,
                                    которые не могут не быть
                                    прочитаны, жаждут прочтения")



Михаил Леонидович Анчаров как мой любимый автор,
или
Одно не очень предвзятое мнение с прологом и эпилогом,
а приложение отдельно



Пролог

...Давайте попробуем
Думать сами,
Давайте вступим
В двадцатый век.

Слушай, двадцатый,
Мне некуда деться,
Ты поешь
У меня в крови.
И я принимаю
Твое наследство
По праву моей
Безнадежной любви!

Дай мне в дорогу,
Что с возу упало -
Вой электрички,
Огонь во мгле.
Стихотворцев много,
Поэтов мало.
А так все отлично
На нашей земле.

Прости мне, век
Танцевальные ритмы.
Что сердцу любо,
За то держись.
Поэты - слуги
Одной молитвы.
Мы традиционны,
Как мода жить.


Это "Песня про радость", автор которой - Анчаров. Точнее -
это первоначальные строфы песни, которая частично вошла в
повесть "Этот синий апрель...", автор которой - Анчаров.
Которую я прочел когда-то, и которую совсем недавно мне
удалось перечесть (к слову сказать, не без помощи членов
клуба),

Я всю жизнь был книгочеем, во всяком случае, сколько себя
помню. Я есть книгочей сейчас, и очень. Я буду, намерен быть
книгочеем и далее - до... в общем, надеюсь быть им довольно
долго. Но это неважно...  (Хотя, если поразмыслить, все, что
происходит когда-нибудь, происходит для чего-то...)

Очень коротко хочу рассказать, как это начиналось. А
начиналось оно, книгочейство, добрых три десятка лет назад,
если не еще раньше. И первое, что сохранила моя память, было
бессмертное стихотворение для младшего дошкольного возраста:

- Где обедал, воробей?
- В зоопарке у зверей...

И еще:

- Отчего бежит вода
     с этого младенца?
- Я недавно из пруда,
     дайте полотенце!

И еще, и так далее, в общем:

- Эй, не стойте слишком близко!
Я тигренок, а не киска.

Замечательная была книжка! Правда, память почему-то сохранила
в основном картинки, а автора я затрудняюсь назвать даже
сейчас, хотя кажется, что Михалков. Но это мелочи.

Неизгладимый след (это уже несколько позднее) оставила в моем
сознании книга "Абхазские сказки", объемная, мудрая,
перечитанная не раз и не два. Параллельно с этой вспоминается
еще одна книжка - "Урфин Джюс и его деревянные солдаты" - с

иллюстрациями художника Владимирского.

Чуть позднее этого были "Туманность Андромеды" и "Баркентина
с именем звезды", прочитанная в "Уральском следопыте". Надо
ли говорить, что и эти вещи не однажды перечитывались.

И еще был Анчаров. Небольшого формата томик с легким, в одну
ниточку, женским профилем на черной обложке. "Теория
невероятности" - так называлась книга. И оказалась она не
просто интересной, а еще и необычной. Причем с первых строк
до самого конца: _"Этой весной у меня наступила пора любви. Я
совсем юный. Мне сорок лет." - "До свидания, друг. До встречи
на холсте. Ведь творчество - это всегда воспоминание о
будущем"._

Мне страшно понравилось. Потому что я был уже почти
старшеклассником и начинал догадываться: если книга берет за душу,
значит - хорошая книга. Нет - нет. А чем сильнее берет - тем она
лучше. Эта - брала. Конечно, я не мог не перечесть ее. И
перечитывал... едва ли не каждый год.

Однако понять, что такое Анчаров, суждено мне было только лет
через десять, когда появилась неожиданная возможность
посещать читальный зал "герценки" - очень солидной областной
библиотеки в г.Кирове, где я прочел все произведения Михаила
Леонидовича, какие только отыскались - сначала в картотеке,
потом в наличии. Разумеется, не без радости и восхищения.

С тех пор интерес к его творчеству уже не ослабевал. Скорее -
наоборот. Сейчас, думаю, он гораздо сильнее, чем был тогда. И
глубже.  А ослабеть ему не дано. Впрочем, мое отношение к
этому автору сегодня уже значительно больше, чем просто
интерес... Но об этом несколько позже - где-нибудь в эпилоге.
А пока - несколько слов о жизни и творчестве, из жизни и
творчества, из различных источников, и даже, если можно так
выразиться, из собственной головы.



Пустыри на рассвете.
Пустыри, пустыри...
Снова ласковый ветер,
Как школьник.
Ты послушай, весна,
Этот медленный ритм.
Уходить - это вовсе
Не больно.

Это только смешно -
Уходить на заре
Когда пляшет судьба
На асфальте,
И зелень свиданий,
И на каждом дворе
Весна разминает
Пальцы.

И поднимет весна
Марсианскую лапу.
Крик ночных тормозов -
Это крик лебедей.
Это синий апрель
Потихоньку заплакал
Наблюдая апрельские
Шутки людей.

Наш рассвет был попозже,
Чем звон бубенцов,
И пораньше,
Чем пламя ракеты.
Мы не племя детей
И не племя отцов,
Мы - цветы
Середины столетья.

Мы цвели на растоптанных
Площадях,
Пили ржавую воду из кранов.
Что имели, дарили,
Себя не щадя.
Мы не поздно пришли и не рано.

Мешок за плечами,
Сигаретный дымок
И гитары
Особой настройки.
Мы почти не встречали
Целых домов -
Мы руины встречали
И стройки.

Нас ласкала в пути
Ледяная земля,
Но мы,
Забывая про годы,
Проползали на брюхе
По минным полям,
Для весны прорубая
Проходы...

Мы ломали бетон
И кричали стихи,
И скрывали